– Так, да не так, – засмеялся Белецкий. – Нельзя судить о гении только по его человеческим характеристикам, он несколько выше и вне этого. Кстати, ты в курсе, что он был женат на американской танцовщице?

– И это знаю! – похвасталась Кэролайн. – Её звали Айседора Дункан. Откровенно говоря, никогда не понимала, чего уж такого особенного в её танцах. Почему все восхищались её якобы талантом? Мне кажется, практически любая женщина так станцевала бы. Даже я! И, кстати, красивой я её тоже не нахожу. Не понимаю, от чего там все мужчины с ума сходили…

Белецкий предпочёл не спорить. Вместо этого, бросив быстрый взгляд в сторону памятника, он вдруг остановился и принялся задумчиво читать одно из есенинских стихотворений.

– Ты меня не любишь, не жалеешь,

Разве я немного не красив?

Не смотря в лицо, от страсти млеешь,

Мне на плечи руки опустив.

Кэролайн ошеломлённо захлопала ресницами, ещё не сообразив толком, что происходит. Но было что-то завораживающее в отстранённом лице Александра, в его синих глазах, когда он читал эти строки, и она благоговейно молчала, не решаясь перебить его неловким вопросом.

– Молодая, с чувственным оскалом,

Я с тобой не нежен и не груб.

Расскажи мне, скольких ты ласкала?

Сколько рук ты помнишь? Сколько губ?..

– Это Белецкий! Белецкий!.. – понеслось со всех сторон шушуканье. Вокруг них моментально образовалась толпа зевак, но Александр, казалось, никого и ничего не замечал вокруг. Он читал стихотворение даже не для Кэролайн – а будто бы для самого себя.

– …Этот пыл не называй судьбою,

Легкодумна вспыльчивая связь, —

Как случайно встретился с тобою,

Улыбнусь, спокойно разойдясь.

Да и ты пойдёшь своей дорогой

Распылять безрадостные дни,

Только нецелованных не трогай,

Только негоревших не мани.

Он читал негромко, практически шёпотом, но – парадокс – собравшейся публике было слышно каждое его слово. Все, затаив дыхание, внимали этому неожиданному перфомансу, а кое-кто исподтишка снимал его на мобильный телефон.

– И когда с другим по переулку

Ты пройдёшь, болтая про любовь,

Может быть, я выйду на прогулку,

И с тобою встретимся мы вновь.

Отвернув к другому ближе плечи

И немного наклонившись вниз,

Ты мне скажешь тихо: «Добрый вечер…»

Я отвечу: «Добрый вечер, miss».

Загипнотизированная Кэролайн смотрела в его лицо, боясь даже моргнуть. Она не понимала ни слова, но её буквально околдовывал этот глубокий, низкий голос, эта грустная полуулыбка на лице Александра, его взгляд, устремлённый куда-то внутрь себя…

– И ничто души не потревожит,

И ничто её не бросит в дрожь, —

Кто любил, уж тот любить не может,

Кто сгорел, того не подожжёшь.

Окончание стихотворения зрители встретили бешеными овациями: люди восхищённо хлопали, кричали «браво», а он раскланивался, как на сцене. Кэролайн смотрела на него влюбёнными глазами, преданно заглядывала в лицо и растерянно улыбалась. Она не понимала, что её так сильно зацепило – само исполнение или та внутренняя сила, магия слова, что была заложена в этих неведомых ей строчках на странном и грубом на слух чужом языке?

Пока Белецкий любезно раздавал всем желающим автографы и фотографировался, она откровенно любовалась им и думала: «Я буду не я, если сегодня же не пересплю с ним!»

– Что ты читал, Саша? – поинтересовалась Кэролайн, когда, отделавшись от толпы обожателей, они возобновили свою неспешную прогулку. – У тебя было такое лицо… И голос… я ничего не поняла, но… какой у тебя голос! О чём это стихотворение?

Он улыбнулся, и в уголках его синих глаз образовались милые морщинки.

– Все лучшие стихи написаны о любви. И это – не исключение.

– Ты веришь в любовь? Вернее, тебе часто приходилось любить самому? – спросила она с любопытством.

– Не очень, – отозвался он. – К тому же, мои лав-стори никогда не заканчивались благополучно… я имею в виду, в мою пользу.

– Твои женщины изменяли тебе? – спросила Кэролайн понятливо.

– Слушай, это слишком тяжёлый разговор для такого хорошего и приятного вечера. Может быть, сменим тему?

– Давай, – легко согласилась она. – Вечер действительно хороший. Сейчас бы выпить чего-нибудь!

– Можем зайти в бар или паб, – предложил он с готовностью.

– Есть идея получше, – улыбнулась актриса. – Я здесь живу недалеко… в смысле, студия мне снимает апартаменты. Дома есть виски, ром и даже водка. Может, отправимся ко мне?

– Так ты подпольная алкоголичка? – засмеялся он. – После съёмок квасишь потихоньку в своей квартирке?

– Просто бар нужно держать полным для гостей, – объяснила она. – Впрочем, откровенно говоря, не так-то часто у меня в Москве бывают гости…

– Ну что же, к тебе – так к тебе, – согласился Белецкий, хотя уже догадался, что просто совместным распитием алкоголя всё не закончится.

Кэролайн обитала в уютной однокомнатной квартире с видом на Патриаршие пруды.

– Не вздумай разуваться! – весело предупредила она Белецкого, когда они очутились в прихожей. – У русских есть очень странная привычка – снимать обувь перед тем, как войти в комнату.

– Не менее странная, чем заваливаться в ботинках на диван… – пожал плечами он, но последовал её просьбе.

Пройдя в комнату, Александр уселся в кресло и щёлкнул оказавшимся поблизости на журнальном столике пультом от телевизора.

– Что ты будешь пить? – крикнула Кэролайн из кухни; она вообще засуетилась и заблестела глазками, предвкушая отличный вечер, который должен был перейти в не менее прекрасную ночь. – Может быть, водку с тоником?

– Давай водку, – согласился он. Ему, по большому счёту, было всё равно. Он сидел в комнате, слушая, как она звенит бокалами на кухне, и понимал, что должен будет сегодня с ней переспать, но при этом совершенно не ощущал и подобия желания. Кэролайн не внушала ему отвращения – она была симпатичной женщиной, с красивой фигурой, но при этом он понимал, что придётся сильно постараться, дабы изобразить настоящую страсть.

Рассеянно переключая каналы и почти не вглядываясь в происходящее на эране, он вдруг увидел знакомое лицо. Тот особенный поворот головы, который невозможно было спутать ни с чьим другим… И стройная шейка, и милая полудетская округлая щёка, и завиток золотисто-рыжих волос на лбу… Это была Вика в своей дебютной роли – в фильме «Балет». По сердцу словно ножом полоснули. Он смотрел на её тонкие гибкие руки, на изящную талию, любовался лёгкостью, с которой она делала какие-то балетные па у станка, изображая занятия в танцклассе… Какой же далёкой и нереальной казалась ему теперь пора их любви!

Оживлённая Кэролайн вошла в комнату с подносом и поставила его на журнальный столик. Как и все американцы,